пятница, 29 октября 2010 г.

Настроение.

четверг, 28 октября 2010 г.

Литературные анекдоты от Даниила Хармса. (III)

Лев Толстой очень любил играть на балалайке (и, конечно, детей), но не умел. Бывало, пишет роман "Война и мир", а сам думает: "Тень-дер-день-тер-тер-день-день-день". Или: "Брам-пам-дам-дарарам-пам-пам".

Лермонтов любил собак. Еще он любил Наталью Николаевну Пушкину. Только больше всего он любил самого Пушкина. Читал его стихи и всегда плакал. Поплачет, а потом вытащит саблю и давай рубить подушки. Тут и любимая собачка не попадайся под руку - штук десять так-то зарубил. А Пушкин ни от каких не плакал. Ни за что.

Однажды Гоголь переоделся Пушкиным, напялил сверху львиную шкуру и поехал в маскарад. Федор Михайлович Достоевский, царствие ему небесное, увидел его и кричит: "Спорим, Лев Толстой! Спорим, Лев Толстой!"

Однажды Чернышевский увидел из окна своей мансарды, как Лермонтов вскочил на коня и крикнул: "В пассаж!" "Ну и что же?- подумал Чернышевский, - вот, бог даст, революция будет, тогда и я так крикну". И стал репетировать перед зеркалом, повторяя на разные манеры: "В пассаж. В пассажж. В пассажжж. В па-а-ссажжж. В ПАССА-А-А-А-АЖЖЖ!!!"

Лев Толстой очень любил детей. Утром проснется, поймает кого-нибудь и гладит по головке, пока не позовут завтракать.

Однажды у Достоевского засорилась ноздря. Стал продувать - лопнула перепонка в ухе. Заткнул пробкой - оказалась велика, череп треснул... Связал веревочкой - смотрит, рот не открывается. Тут он проснулся в недоумении, царствие ему небесное.

Гоголь читал драму Пушкина "Борис Годунов" и приговаривал: "Ай да Пушкин, действительно, сукин сын".

Федор Михайлович Достоевский страстно любил жизнь, царствие ему небесное. Она его, однако, не баловала, поэтому он часто грустил. Те же, кому жизнь улыбалась (например, Лев Толстой) не ценили это, постоянно отвлекаясь на другие предметы. Например, Лев Толстой очень любил детей. Они же его боялись. Они прятались от него под лавку и шушукались там: "Робя, вы этого бойтесь - еще как трахнет костылем!" Дети любили Пушкина. Они говорили: "Он веселый. Смешной такой." И гонялись за ним стайкой. Но Пушкину было не до детей. Он любил один дом на Тверском бульваре, одно окно в этом доме. Он мог часами сидеть на широком подоконнике, пить чай, смотреть на бульвар. Однажды, направляясь к этому дому, он поднял глаза и на своем окне увидел... себя. С бакенбардами, с перстнем на большом пальце. Он, конечно, понял, кто это. А вы?

Однажды Лев Толстой спросил Достоевского, царствие ему небесное: "Правда, Пушкин - плохой поэт?" "Неправда", - хотел ответить Достоевский, но вспомнил, что у него не открывается рот с тех пор, как он перевязал свой треснувший череп, и промолчал. "Молчание - знак согласия", - сказал Лев Толстой и ушел. Тут Федор Михайлович, царствие ему небесное, вспомнил, что все это ему снилось во сне, но было уже поздно.


Лев Толстой очень любил детей. Бывало, приведет в кабинет штук шесть, всех оделяет. И надо же: вечно Герцену не везло - то вшивый достанется, то кусачий. А попробуй поморщиться - хватит костылем.
             продолжение следует...

среда, 27 октября 2010 г.

Не все "архипелаги" одинаково полезны.

"Знаковым событием назвал Владимир Путин выход в свет школьного издания книги Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". Сокращённую версию произведения представила премьеру Наталья Солженицына. Жена и сподвижница Александра Исаевича лично работала над адаптированным изданием. Наталья Дмитриевна высказала надежду, что включение "Архипелага" в школьную программу поможет молодым людям не только лучше узнать историю страны, но и вернее строить её будущее..."
                              Дмитрий Кайстро "Вести. Ru"


А я бы это назвала очередным провалом по внесению изменений в школьную программу по литературе. У меня только один вопрос - ЗАЧЕМ? Программа по литературе и так слишком сложна и перегружена произведениями, которые следует изучать только в университете. Сегодняшние одиннадцатиклассники не могут осилить ни "Тихий Дон", ни " Мастер и Маргарита", а им хотят "подсунуть" ещё и "Архипелаг ГУЛАГ". Может, тогда и "Красное колесо" включить - чего уж там?
Когда мы с 11 классом проходили "МиМ", дети мне сказали: "Нам книга очень понравилась, только зачем там библейский сюжет, без него же гораздо интереснее! ", а одна девочка меня спросила: "Что такое примус?" При этом я бы ни за что не сказала, что дети были глупые, нет, наоборот -  читающие, на уроках с ними интересно было спорить. Они просто другие, а я была в абсолютной растерянности, потому что единственное, что хотелось сказать: "Перечитайте книгу ещё раз, если вы не поняли библейскую линию." Это не значит, что они не хотели думать, просто, видимо, это произведение не для 16 лет, а для более взрослого возраста. Про "Тихий Дон" вообще, наверное, говорить не стоит. По школьной программе на это произведение давалось 8 часов, насколько я помню, а в университете только один "Тихий Дон" мы проходили полгода. Возможно, в этом и заключается талант учителя - за 8 часов объяснить то, что ты сама изучала полгода. Видимо, учитель - не моё призвание. Довольно сложно анализировать произведение, если класс его не прочёл, мотивируя это тем, что для них оно слишком сложное. Возможно, вы возразите, что это просто отговорки, а на самом деле, им просто лень читать. Да, может и так, но даже на 4 курсе университета изучать его довольно сложно, а тут 11-ый класс. А теперь ещё и Соженицын, да ещё и в адаптированном виде. А это как - понимать историю в адаптированном виде? Живо представила себе картину - Лев Толстой: - "Сонюшка, а не напишешь ли ты краткое изложение "Войны и мира"??? А то боюсь, детки в школе не осилят!" Ну прямо анекдот от Хармса. Эта программа призвана вызывать только отторжение у детей к литературе, а не любовь. А потом мы удивляемся, почему наши дети не любят читать, почему "Мастер и Маргарита" воспринимается ими исключительно как захватывающий детектив с элементами мистики, почему они с бОльшим желанием читают про споры об авторстве "Тихого Дона", но не само произведение? Может, уже пора всерьёз задуматься над тем, что Нобелевская премия вовсе не гарантия хорошей и нужной литературы?

вторник, 26 октября 2010 г.

Литературные анекдоты от Даниила Хармса. (II)

Однажды Федору Михайловичу Достоевскому, царствие ему небесное, исполнилось 150 лет. Он очень обрадовался и устроил день рождения. Пришли к нему все писатели, только почему-то все наголо обритые. У одного Гоголя усы нарисованы. Ну хорошо, выпили, закусили, поздравили новорожденного, царствие ему небесное, сели играть в вист. Сдал Лев Толстой - у каждого по пять тузов. Что за черт? Так не бывает. "Сдай-ка, брат Пушкин, лучше ты". "Я, - говорит, - пожалуйста, сдам". И сдал. У каждого по шесть тузов и по две пиковые дамы. Ну и дела... "Сдай-ка ты, брат Гоголь". Гоголь сдал... Ну, знаете... Даже и нехорошо сказать... Как-то получилось так... Нет, право, лучше не надо.

Однажды Федор Михайлович Достоевский, царствие ему небесное, сидел у окна и курил. Докурил и выбросил окурок из окна. Под окном у него была керосиновая лавка. И окурок угодил как раз в бидон с керосином. Пламя, конечно, столбом. В одну ночь пол-Петербурга сгорело. Ну, посадили его, конечно. Отсидел, вышел, идет в первый же день по Петербургу, навстречу - Петрашевский. Ничего ему не сказал, только пожал руку и в глаза посмотрел. Со значением.

Снится однажды Герцену сон. Будто иммигрировал он в Лондон и живется ему там очень хорошо. Купил он, будто, собаку бульдожей породы. И до того злющий пес - сил нет. Кого увидит, на того бросается. И уж если догонит, вцепится мертвой хваткой ? все, можешь бежать заказывать панихиду. И вдруг, будто он уже не в Лондоне, а в Москве. Идет по Тверскому бульвару, чудище свое на поводке держит, а навстречу Лев Толстой. И надо же, тут на самом интересном месте пришли декабристы и разбудили.

Гоголь только под конец жизни о душе задумался, а смолоду у него вовсе совести не было. Однажды невесту в карты проиграл и не отдал.

Лев Толстой жил на площади Пушкина, а Герцен - у Никитских ворот. Обоим по литературным делам часто приходилось бывать на Тверском быльваре. И уж если встретятся - беда: погонится Лев Толстой и хоть раз, да врежет костылем по башке. А бывало и так, что впятером оттаскивали, а Герцена из фонтана водой в чувство приводили. Вот почему Пушкин к Вяземскому-то в гости ходил, на окошке сидел. Так этот дом потом и назвался - дом Герцена.
Однажды Гоголь шел по Тверскому бульвару (в своем виде) и встретил Пушкина. "Здравствуй, Пушкин, - говорит, - что ты все стихи да стихи пишешь? Давай вместе прозу напишем". "Прозой только ............ хорошо", - возразил Пушкин.

Однажды Гоголь переоделся Пушкиным и пришел в гости к Майкову. Майков усадил его в кресло и угощает пустым чаем. "Поверите ли, - говорит, - Александр Сергеевич, куска сахару в доме нет. Давеча Гоголь приходил и все съел". Гоголь ему ничего не сказал.

          продолжение следует...

понедельник, 25 октября 2010 г.

Процессы.

Конечно, с появлением станка кот начал продвигаться быстрее. Надеюсь, процесс не затянется надолго.
Было:




Стало:



А ещё, чтобы вечером глаза так сильно не уставали, рассматривая чёрные клеточки, я решила начать новую работу - на белой канве, эх, как же я по ней соскучилась!  Вот такую:



Эта светлая мысль посетила меня только вчера вечером, поэтому вышилось не так уж и много :



А котик теперь будет вышиваться только при дневном освещении!

пятница, 22 октября 2010 г.

Настроение.

четверг, 21 октября 2010 г.

Литературные анекдоты от Даниила Хармса. (I)

У Вяземского была квартира окнами на Тверской бульвар. Пуш-
кин очень любил ходить к нему в гости. Придет - и сразу прыг на
подоконник, свесится из окна и смотрит. Чай ему тоже  туда,  на
окно, подавали. Иной раз там и заночует. Ему даже матрац купили
специальный,  только  он  его не признавал."К чему, - говорит,-
такие роскоши?". И спихнет матрац с подоконника.  А  потом  всю
ночь вертится, спать не дает.

    Гоголь  переоделся  Пушкиным,  пришел к Пушкину и позвонил.
Пушкин открыл ему и кричит: "Смотри, Арина Родионовна,  я  при-
шел!".

    Лермонтов хотел у Пушкина жену увести. На Кавказ. Все смот-
рел на нее из-за колонн, смотрел... Вдруг устыдился своих жела-
ний.  "Пушкин,  -  думает,  -  зеркало русской революции, а я ?
свинья". Пошел, встал перед ним на колени и  говорит:  "Пушкин,
где твой кинжал? Вот грудь моя". Пушкин очень смеялся.

    Однажды Пушкин стрелялся с Гоголем. Пушкин говорит:
    - Стреляй первым ты.
    - Как я? Нет, ты.
    - Ах, я! Нет, ты!
    Так и не стали стреляться.

    Лев Толстой очень любил детей. Однажды он шел по  Тверскому
бульвару  и  увидел впереди Пушкина. "Конечно, это уже не ребе-
нок, это уже подросток, - подумал Лев Толстой, - все равно, дай
догоню и поглажу по головке". И побежал догонять Пушкина.  Пуш-
кин  же, не зная толстовских намерений, бросился наутек. Пробе-
гая мимо городового, сей страж порядка был возмущен неприличной
быстротою бега в людном месте и бегом устремился вслед с  целью
остановить.  Западная пресса потом писала, что в России литера-
торы подвергаются преследованиям со стороны властей.

    Однажды Лермонтов купил яблок, пришел на Тверской бульвар и
стал угощать присутствующих дам. Все брали и говорили  "мерси".
Когда же подошла Наталья Николаевна с сестрой Александриной, от
волненья  он так задрожал, что яблоко упало к ее ногам (Натальи
Николаевны, а не Александрины). Одна из собак схватила яблоко и
бросилась бежать. Александрина, конечно, побежала за  ней.  Они
были одни - впервые в жизни (Лермонтов, конечно, а не Александ-
рина с собачкой). Кстати, она (Александрина) ее не догнала.

    Однажды  Пушкин  решил  испугать  Тургенева  и спрятался на
Тверском бульваре под лавкой. А Гоголь тоже решил в  этот  день
испугать  Тургенева, переоделся Пушкиным и спрятался под другой
лавкой. Тут Тургенев идет. Как они оба выскочат!..

    Лев Толстой очень любил детей. Однажды он играл с ними весь
день и проголодался. "Сонечка, - говорит, - а, ангелочек,  сде-
лай мне тюрьку". Она возражает: "Левушка, ты же видишь, я "Вой-
ну  и  мир" переписываю". "А-а-а, - возопил он, - так я и знал,
что тебе мой литературный фимиам дороже моего  "Я".  И  костыль
задрожал в его судорожной руке.
продолжение следует...

среда, 20 октября 2010 г.

Книжки из детства.

У каждого, наверное, есть книги, с которых началась в детстве любовь к чтению. Я не о тех книгах, которые читали нам родители перед сном, а о тех, что хотелось перечитывать самим - они работали безотказно, когда нужно было поднять натсроение или просто отдохнуть. Вот мои самые-самые:
1) В. Драгунский, "Денискины рассказы". Мне кажется, все в детстве читали эту книгу. Меня сначала, безусловно, привлекал небольшой объём рассказов, но чем дальше я читала, тем больше увлекали уже сами сюжеты, и вся книга вомпринималась как какой-то захватывающий роман. Надо сказать, что ни одна книга до этого не вызывала у меня такого гомерического хохота. Самые любимые истории были: "Капля никотина убивает лошадь", "Папа у Васи силён в математике", "Расскажите мне про Сингапур", "Куриный бульон". В 7-8 лет эта книга была зачитана до дыр.
2) Н.Носов, "Весёлая семейка" и "Витя Малев в школе и дома". Отрывки из "Вити Малеева" были в нашем учебнике по чтению за 4 класс, и, естественно, я просто загорелась прочесть книгу целиком. Несмотря на внушительный объём, как мне тогда казалось, я осилила её довольно быстро и, конечно же, жутко собой гордилась. Как я сочувствовала Вите, и хотя с  математикой у меня было всё в полном порядке, этот предмет был самый нелюбимый. Зато в финале сколько было радости за героев, когда они наконец-то справились со всеми трудностями. Очень хорошая и правильная книга. А прочитав "Весёлую семейку" - я тоже всерьёз решала, не завести ли инкубатор и не вывести ли там цыплят??? Идея обдумывалась мной довольно серьёзно, но наличие кошки всё-таки стало главной причиной отказаться от этой мысли. Интересно, а кто-нибудь в детстве всё-таки решился на это после прочтения этой повести?
3) Т. Янссон, "Муми-тролли". Первый раз книгу про муми-троллей я увидела, по-моему, в 5 классе, на дне рождения своей близкой подруги. Маш, ну ты помнишь? Мы, дети, сидели полукругом и рассматривали картинки и, естественно, были в полном восторге. Вскоре  мне купили первый том  "Муми-троллей" - про комету и шляпу волшебника. Эта серия состояла из 4 томов, которые появлялись с периодичностью в несколько месяцев, и конечно же, появление новой книги было огромной радостью после долгого ожидания. В этих прелестных героев я влюбилась всерьёз и навсегда. А разве может быть иначе? До сих пор, когда бывает плохое настроение, эта книга -  лучшее лекарство.
4)  Кир Булычёв, книги про Алису Селезнёву - "Сто лет тому вперёд", "Заповедник сказок", "Миллион приключений", "Девочка, с которой ничего не случится". Вообще-то я не люблю фантастику как жанр, но цикл повестей и рассказов про Алису Селезнёву являлся исключением - я его обожала. Конечно, всё началось с фильма "Гостья из будущего" - помотрев его, все девочки хотели быть похожими на Алису, ну а мальчики были просто влюблены в неё. Мы с мамой подписались на полное собрание книг про Алису, и за год было куплено 16 томов. Целый год прошёл в мечтах о будущем, таком невероятном и прекрасном. Сейчас так забавно вспоминать о том, каким представлялось это будущее, далёкий 2010 год! А в итоге  -  Спартак (Земля) по-прежнему проигрывает Челси (Земля), а не какой-нибудь там команде с Альдебарана.
5) Н.В. Гоголь, "Вий", "Портрет", "Страшная месть". Кто в детстве не любил побояться - посмотреть какой-нибудь жуткий фильм или прочесть старшную книгу. Мы с подругой обожали мистические повести Гоголя. Сначала создавалась соответсвующая атмосфера в комнате: выключался большой свет, зажигался ночник, и мы вдвоём сидели над огромной старой книгой, которая, казалось, пахла чем-то чудесным и таинственным. Ну а после чтения, конечно же, изводили друг друга страшными историями до тех опр, пока в самом деле не хотелось кричать от страха. Сейчас, когда я это вспоминаю, мне кажется, что мы были похожи на котёнка Гава и щенка, которые уходили бояться грозы на чердак, потому что дома неинтересно.
6) В. Крапивин, "Ковёр-самолёт". Эту книгу мне подарили на Новый год, когда я училась в 7 классе. Помню, что дни тогда стояли морозные, и практически все каникулы я читала.Сейчас даже слов таких не найти, чтобы выразить тот детский восторг от этой книги. Её надо обязательно прочесть. Могу лишь сказать, что даже теперь, когда я перечитываю Крапивина, меня не покидает чувство ожидания какого-то чуда - и спуская ноги с дивана, я с приятным волнением ступаю по ковру - а вдруг он и впрямь полетит?

Ещё хотелось бы пару слов сказать о тех книгах, которые я прочитала уже после окончания университета, и очень сожалею, что они не попались мне в детстве: Марсель Эме "сказки кота Мурлыки", М. Мусерович "Целестина или шестое чувство", Жан Жак Семпе и Рене Госсини "Никола и его друзья". Просто очень хорошие книги.

Интересно, а какие книги были любимыми у вас в детстве?

вторник, 19 октября 2010 г.

Настроение.

                        ***
Всё мне видится Павловск холмистый,
Круглый луг, неживая вода,
Самый томный и самый тенистый,
Ведь его не забыть никогда.

Как в ворота чугунные въедешь,
Тронет тело блаженная дрожь,
Не живешь, а ликуешь и бредишь
Иль совсем по-иному живешь.

Поздней осенью свежий и колкий
Бродит ветер, безлюдию рад.
В белом инее черные елки
На подтаявшем снеге стоят.

И, исполненный жгучего бреда,
Милый голос, как песня, звучит,
И на медном плече Кифареда
Красногрудая птичка сидит.
         А.Ахматова 

Павловск.

В начале октября ездили в Павловск. Даже писать ничего не хочется, только смотреть.


























понедельник, 18 октября 2010 г.

Петербургские фонари.

Вы замечали, что питерские фонари совершенно особенные - ни в одном другом городе вы не найдёте похожих на эти. Днём мы проходим мимо, редко обращая на них внимание, и только вечером, когда смеракется, когда город начинает сверкать огнями, видно какие необыкновенные фонари дарят нам этот свет. Люди, создавшие их, были не просто мастерами своего дела, но ещё и художниками, поэтами, музыкантами - ведь когда смотришь на них, то на ум сразу приходят какие-нибудь стихотворные строки или слышится какая-то мелодия. Не правда ли?














"В стихах и пьесах Блока горят и качаются питерские фонари всех рангов. Там, где "ночь, улица, фонарь, аптека",  - там, конечно, окружённый радостным ореолом, светит сквозь приморский  густой туман покосившийся провинциальный фонарь самого начала девяностых годов, почти ничем не отличающийся от того городского масляного фонаря, который "умирал в одной из дальних линий Васильевского острова" почти столетием раньше, в одном из незаконченных набросков Гоголя.
Но у того же Блока пылают злым светом и центральные улицы города, где взвихренные толпы людей двигаются в каком-то сумасшедшем хороводе "в кабаках, в переулках, в извивах, в электрическом сне наяву". Блоковский мягкий петербургский снег, крупными хлопьями таинственно ложащийся на женские вуалетки, то лиловый, то голубой, падал, конечно, в лучах газовых или электрических фонарей, гудящих вольтовыми дугами, по-пчелиному жужжащих на тогдашнем Невском, на Морской, над проносящимися санками с медвежьими полостями, над треуголками лицеистов и пажей, над накрашенными лицами куртизанок...
Уже тогда, в раннем моём детстве, в девяностых годах века, был в городе и электрический свет. Эти фонари были очень разными: вокруг Таврического сада, вдоль Потёмкинской, вдоль Тверской свет давали невысокие простые светильники на столбах из гнутых железных труб: над яблоками их ламп были укреплены белые тарелки отражателей.
Тут же рядом на Малой Итальянской, на Греческом, высились высоченные фонари-столбы, напоминавшие Эйфилеву башню в миниатюре. Они несли на себе огромные призматические стеклянные коробки, и какое именно устройство пылало в этих коробках - не могу сейчас сказать точно. В ранней юности кто-то уверял меня, что эти мощные решетчатые конструкции тут от тех времён, когда они поддерживали на своих вершинах ещё первые свечи Яблочкова, как в Париже. Так это или не так, судить не берусь, но эти "башни", с сильными источниками электрического света наверху, доторжетсвовали в тех улицах чуть ли не до самой Революции.
А главные улицы связываются в воспоминании с совершенно другими фонарями. У них были очень высокие столбы, такие же, как у нынешних наших: стройные, сваренные из труб разного поперечника. Только наши оканчиваются прямым перекрестьем, поддерживающим тройчатку святящихся шаров, а те заканчивались улиткообразно закрученным подвесом, с которого спускалось большое сияющее яйцо молочного стекла, охваченное тонкой проволочной сеткой. Внутри столба заключалось подъёмной устройство. Каждое утро фонарщик (он был ещё жив, курилка!)  опускал маленькой внутренней лебёдкой это яйцо почти до земли, вынимал из зажимов внутри него и бросал тут же на тротуар обгоревшие (один-конусом, другой - воронкой, кратером, как в учебниках физики) угли, в виде крепко спресованных палочек толщиной в палец взрослого мужчины, и вставлял новые. И каждый раз вокруг него толпились мальчишки, кидаясь, как коршуны, на эти огарыши. Зачем они были им нужны, не скажу даже по догадке, хотя ведь и сам постоянно и подолгу носил, как Том Сойер, в карманах, хранил в углах парты матово-глянцевые, похожие на металл, угольные цилиндрики...
Вечером эти фонари загорались уже без фанарщика, все сразу по всему Невскому и по Большой Морской; сначала в них что-то начинало потрескивать, слегка посверкивать. Потом молочно-белые яйца становились слегка лиловатыми, и сверху на головы проходящих начинало литься вместе с чуть-чуть сиреневым, трепещущим светом задумчиваое, на что-то намекающее пчелиное жужжание.
В этом жужжании, в этом полупрозрачном свете и являлись поэтам того времени их Незнакомки и Прекрасные Дамы, лукавые, неверные, двусмысленные фантомы предсмерьных годов того мира! В этом жужжанье и падал тихо на панели, на мостовые, на медвежьи полости, на собольи палантины, на синие сетки лихачей, на крыши неуклюжих тогдашних "моторов" - автомобилей - мягкий, пушистый, убаюкивающий снег.
Ах, фонарики, фонарики Петербурга!"
   Из книги Л. Успенского "Записки старого петербуржца"